водорастворимый ксерокс
ходили сегодня к соседям, пожилым людям. мать, видите ли, договорилась там с бабушкой помочь в саду работать.
бабушке этой лет под восемьдесят, дверь открывал ее внук. мы с ней мило побеседовали о сухих деревьях, растущих розах, разобрались с проблемой выкидывания веток и вообще чуть ли не семьей стали, за пять минут-то, в гости успели переприглашать.
и тут она вдруг вцепляется мне в руку, смотрит в глаза и говорит тихо:
- спасибо вам большое. у меня ведь сейчас сложные времена.
спрашиваю, что случилось, помочь ли еще чем, а она чуть ли не плача продолжает:
- понимаешь, у меня ведь сыну недавно, совсем недавно, диагностировали рак. плохо мне, сложно. спасибо вам.
она сжимает пальцы на моей руке - сильно. для восьмидесяти лет. мне в глаза ее прозрачные смотреть не надо, чтобы хоть на десятую часть понять, как это, я чувствую ее своей кожей.
спросила, злокачественная или нет, сколько лет сыну, что будут делать дальше. оказалось, не злокачественная - так успокоила, говорю, учебники по биологии не врут: будет жить. а она говорит: шесть месяцев химиотерапии.
а еще оказалось, сыну-то - пятьдесят шесть лет.
пятьдесят шесть.
любовь некоторых родителей потрясает.
я, конечно, не совсем бессердечная сволочь, но так переживать за пятидесятишестилетнего который даже не умрет от подобного рака, ну это просто, ну, я не знаю.
бабушке этой лет под восемьдесят, дверь открывал ее внук. мы с ней мило побеседовали о сухих деревьях, растущих розах, разобрались с проблемой выкидывания веток и вообще чуть ли не семьей стали, за пять минут-то, в гости успели переприглашать.
и тут она вдруг вцепляется мне в руку, смотрит в глаза и говорит тихо:
- спасибо вам большое. у меня ведь сейчас сложные времена.
спрашиваю, что случилось, помочь ли еще чем, а она чуть ли не плача продолжает:
- понимаешь, у меня ведь сыну недавно, совсем недавно, диагностировали рак. плохо мне, сложно. спасибо вам.
она сжимает пальцы на моей руке - сильно. для восьмидесяти лет. мне в глаза ее прозрачные смотреть не надо, чтобы хоть на десятую часть понять, как это, я чувствую ее своей кожей.
спросила, злокачественная или нет, сколько лет сыну, что будут делать дальше. оказалось, не злокачественная - так успокоила, говорю, учебники по биологии не врут: будет жить. а она говорит: шесть месяцев химиотерапии.
а еще оказалось, сыну-то - пятьдесят шесть лет.
пятьдесят шесть.
любовь некоторых родителей потрясает.
я, конечно, не совсем бессердечная сволочь, но так переживать за пятидесятишестилетнего который даже не умрет от подобного рака, ну это просто, ну, я не знаю.